Когда Ирена завела меня в эту комнату, воздух будто спрессовался. До этого мы рассматривали кукол. И вот – другое. Совсем другое.

Что мы знаем об этих людях? Ну, сидят на углу. Просят денег. Неопрятные. Жалкие. Неприятные тем, что неприятен становишься сам себе. Своим (пусть относительным) благополучием, ежедневным душем и любовью к путешествиям. (Например). Они как звенящий чеховский молоточек – смущают твою совесть. Дают чувство вины. Иррациональной, пожалуй. Я-то в чем виновата? Откуплюсь копеечкой, отведу взгляд и пойду дальше.

Попрошайки, бездомные, уличные аферисты, городские сумасшедшие… Эта серия бьет наотмашь, стоит только присмотреться. Или зазеваться. Социальное дно охотно исследуют журналисты и социологи. Искусство редко бросает взгляд в эту сторону. А вот Ирена - посмотрела. И посмотрела еще раз.

- Это было существо в коробке, безобразное до ужаса. До содрогания. Страшно было смотреть. Женщина. Она сидела в этой коробке неподалеку от моего дома. Мерзкие дети обижали ее, издевались. Ведь это было доступно и безнаказанно

Этот портрет Ирена создала одним из первых.

Мне он кажется таким же глухим, как наше отношение. Для эмоционально развитого человека это всегда мини-ступор. Ступорок: если я не виновата, то почему испытываю вину? Если я (хотя бы в какой-то степени) страдаю вместе с этим человеком, то почему не помогаю? Дать денежку – разве это помощь? Помочь кардинально (в нашей социальной ситуации) – это взять домой. Это невозможно. Скорей уйду.

Полагаю, что Ирена держала некую дистанцию. Художник – не социолог, понимает не словами, а образами. Украдкой зарисовывала, иногда снимала на фото.

О, сколько тут знакомых! Эту женщину я часто встречаю в Авлабаре.

Эти три дамы (ниже) совсем другого порядка – скупщицы золота-серебра, да-с. Они – годами - сидели (не знаю, продолжают ли) на выходе из подземного перехода на площади Свободы. Гиены городских джунглей! - эта тропа принадлежала им. Насиженное место давало свободу и власть, с прохожими не церемонились, не говоря уж о клиентах.

А это две славянки, они совсем в другом стиле. Светлые лучики этой серии. Молоканки/духоборки – бывшие монополистки на рынке квашеной капусты. Раньше мы покупали ее только у них. Они привозили товар из Гореловки да Богдановки – маленькой русской Грузии, которая нынче опустела, соблазненная эмиссарами с севера. Наивные набожные русские люди, застрявшие, как в капсуле, в 18 веке, высылали в столицу самых твердых, самых отважных своих женщин. И те зарабатывали для общины неплохую копеечку – абсолютно честным трудом. Не было шанса быть обсчитанным или обвешанным этими женщинами.

А это Клеопатра. Если вы раза три прошлись по центру города, то наверняка видели ее – надменную, нарочито грубо накрашенную. Всегда одна, всегда царственно молчалива. Считается, что она городская сумасшедшая. Но кто знает, что это значит? Наш внешний вид - разве это диагноз? И кто знает, что думает и как живет Клеопатра?

Художник – не социолог и не соцработник, это да. Но художник человек, и какие–то отношения с моделями неизбежны. У Сионского храма сидит старуха с множеством котов. Милостыню буквально требует, и весьма нахально. А коты умильны, что с них возьмешь. В теплое время вся компания во главе с хозяйкой спит прямо на улице, причем довольно комфортно и живописно – на коврах и подушках. Однажды Ирена застала эту милую леди без котов. Где же они?! – не удержалась спросить.

- Да что ты знаешь про мою жизнь?! – взорвалась женщина. – Кто ты такая? Да знаешь ли ты, что у меня в Рустави самый настоящий дом?!

Очень даже может быть. Совсем не просто жить на улице. Нырок на дно – это как опасное погружение без акваланга. Не всякий сможет. Так почему бы этому умению не приносить доход? И оно приносит! Я смотрю на работы Ирены и вспоминаю историю авлабарского нищего, которого подкармливали соседи. Он был одинок, и когда после его смерти соседи вошли, чтоб обрядить, - обалдели от несметных богатств в виде денег и золота, понатыканного во все углы.

В этой серии 40 работ. Ирена начала создавать ее в 2001-2002 годах. Карандашом и кистью она познавала свои модели. Ее отношение менялось. Оно становилось менее эмоциональным и более понимающим. От сокрушительного сострадания – к оценке мотивов и стратегий этих людей. К пониманию: это тоже жизнь. Другая, отдельная. Со своей «аристократией» и горемычным, ниже земли упавшим плебсом.

- Ирена! Ну вот ты сделала это. Тяжелую, терпеливую, честную и талантливую работу. И что? Что ты поняла, как изменилась сама и какие выводы сделала?

- Я продолжаю эту серию, хотя и не так интенсивно, как раньше. Сначала было безумно больно, был внутренний протест и вопль. Поэтому и начала. Я должна была это пережить, перестрадать. Сейчас я не то чтобы очерствела… но стала относиться к этому по-другому, в какой-то степени как к чему-то абсолютно естественному. Такие люди были всегда и, наверное, будут еще долго. Тут речь о силе и слабости, в самом широком смысле. Сила духа - вот что главное. Многие из моих персонажей опустились сначала в духе своем, их физический слом уже как следствие. Но далеко не все сломлены, отнюдь! Для некоторых это нормальный образ жизни, и там нет слабости - там органичность, по-своему прекрасная.

Предыдущий репортаж из мастерской Ирены

Гала Петри (текст, фото, видео)