История из цикла Мои 90-е. Воспоминание пятое.

На долю моей мамы выпало очень много горя, много испытаний, много слез. Жизнь, полная трудностей и лишений, состарила ее раньше срока, но и в свои девяносто лет она оставалась красивой. Если тяготы жизни не смогли до конца стереть с лица красоты, то тем более они были бессильны перед необыкновенной добротой моей мамы, перед ее способностью бескорыстно любить. Любовью и добротой светилось ее лицо.
Старость ее никак не обласкали памятные девяностые годы ушедшего века… Всем в эти девяностые было нелегко. В те годы мы продали очень многое за бесценок, а дохода никакого не было. Трудно понять, как мы выжили… А сейчас мне кажется, что мне помог ангел, посланный Богом, и этого ангела я называла мамой, а моя дочурка бабулей. И не было для нас на этой Земле никого добрее и нежнее.
Мама умудрялась по каким-то новым рецептам печь и готовить. Она просыпалась к пяти часам утра и бесшумно, чтобы не разбудить нас, выходила из дома за хлебом и молочком.
В длинной очереди, где маму многие знали по имени, она подружилась с дядей Нориком, который, как оказалось, жил неподалеку от нас. Ветеран войны, он ходил прихрамывая, опираясь на трость, но всякий раз поджидал маму у подъезда, когда шел снег, чтобы помочь добраться до места, где их товарищи по несчастью ждали привоза хлеба и молочных продуктов.

“Мама отошла в сторону, а через какое-то мгновение послышался страшный грохот: от колонны, у которой стояла незнакомка, оторвалась огромная серая плита”

В то холодное зимнее утро мама стояла у одной из колонн здания универсама. Тогда колонны были облицованы большими серыми плитами, стоя за ними, люди защищались от снега и ветра. Мама переступала с ноги на ногу, но чувствовала, что это не помогает согреться. А на улице уже ярко пылал костер, и у костра грелись люди, среди которых был и дядя Норик. Огонь все сильнее притягивал к себе своим теплом. Мама отошла от своего укрытия и зашагала на иззябших ногах к костру. Ей сразу же джентльмены очереди уступили место поближе к пламени, и она стала греть над огнем свои руки, руки огрубевшие от холода и работы, но такие нежные, которые я очень хочу, но не могу сейчас поцеловать…
У костра всегда шла оживленная беседа: спорили, жаловались на жизнь, вспоминали прошлое, шутили…
Погревшись немного, мама зашагала к своей колонне, но место, которое она себе облюбовала, было уже занято. Там стояла незнакомая женщина. Мама отошла в сторону, а через какое-то мгновение послышался страшный грохот: от колонны, у которой стояла незнакомка, оторвалась огромная серая плита и упала на эту женщину. О судьбе этой бедняжки мама ничего не смогла узнать…
Я слышала, как долго она молилась ночью, со слезами просила Господа помочь той, которая заняла ее место и продлила ей жизнь…
К старости эта жизнь вновь преподнесла маме сюрпризы. Я представляю сейчас две милые беззащитные, но сильные фигурки старых людей, идущих рано поутру за хлебом и молочком по узенькой улице, покрытой снегом.

Луиза Оган