Глава 7. Грузинская речь – моя веселая мачеха

Грузинская речь не просто смеется надо мной – она надо мной буквально угорает! Вообще-то, я довольно застенчива. Можете не верить, но это так. Но странное дело, веселье, с которым встречает население мой грузинский язык, меня ни капельки не ранит. Во-первых, смех продлевает жизнь. Во-вторых, они смеются по-доброму – я же вижу, что они меня любят. Что они меня любят даже за то, что я коверкаю их язык. Их развлекают эти бесплатные представления. В-третьих, я веду бой за выживание в этих местах. В этих филологических джунглях.

Когда мы с мужем жили в Сибири, нас, ясное дело, довольно часто навещали грузинские друзья и родственники. Из Самтредиа приезжала мамида Зина. Мы ходили с ней по Иркутску, ездили на Байкал. Она была как женская ипостась Серго Закариадзе: то же простодушие и достоинство, и вера в понимание. Она говорила нашим продавщицам-фуриям, раскрашенным, как индейцы на тропе войны: «Милаия, эй милаия, дэтка, переставай говорить, давай иди ко мнэ» - и те надолго оставались с зависшей программой, а мое сердце сжималось. Да, думала я, это же отец солдата, но только мать, и только не на той войне, а вот на этой, где бой идет с дефицитом и с продавцом. Остальные наши гости из Грузии были все мужского пола – друзья свекра Андрея Константиновича, дальние родственники, какие-то абитуриенты. Грузинский – язык мужчин и пожилых женщин! – понятненько. Я подозревала, конечно, что где-то там  присутствуют еще и женщины помоложе, и даже дети. Но грузинский казался мне твердым и брутальным, как кинжал. Это был язык воинов и пожилых женщин! Безапеляционный, как боевая команда.

И я приняла вызов. Я быстренько выучила весь каркас словесной коммуникации: здрасьти-досвиданья-пожалуйста-незачто. Какая-погода-не-правда-ли. Как поживаете – и я хорошо. Далее я быстренько выучила все основные тосты - и как склонять имена тостуемых и тостующих. Как поблагодарить на чистейшем грузинском языке – и с большим достоинством. Уже упомянутый мною родственник-писатель Валико без устали меня нахваливал: боже-боже, какое дарование, какие правильные падежи, какой талантище! Галко самодовольно ухмылялось и наглело на глазах.

С учителем тоже крупно повезло, как же. За мое образование взялся мужнин кузен, уже описанный выше, - Тариэл. Первое лето мы много гуляли по городу в компании с Тариэлом, Ией и Гией. О, это было испытание! Четверка моих прекрасных спутников, включая родного мужа, увлеченно беседовала и много смеялась, и только я брела в полной изоляции и немножко как бы контуженная. Старалась не подавать вида, но нередко зверела, ибо терпение иссякало быстро. И тогда кто-то из них вкратце пересказывал то, над чем они так дружно ржали. Было не смешно.

То же самое на работе. Отшутив и отсмеявшись, вспоминали обо мне, тихо сидящей в углу. Бросали с барского плеча: да, Гал, и так бывает… Это было универсальное резюме. Спасибочки.

- Ладно, - первым сжалился Тариэл, - я тебя научу. Что это за язык, знаешь? Ерунда полная, а не язык - чего его учить. У нас и слов-то мало, не что в русском. И легкие все.

Тариэл подошел к вопросу системно, за основу взял грузинскую азбуку – анбани. Начал с первых букв. На «а» велел запомнить слово «аклеми» - «верблюд»; на «б» - «биндзури», что означает «грязный». Как вы полагаете, не попросил ли он составить из них предложение? При этом сам очень веселился, ибо это прилагательное имеет такую, эээ, широкую трактовку и отвечает за «грязь» не столько в физическом смысле. Бедный верблюд! Он навек остался для меня сальным отщепенцем грузинской фауны. Биндзури аклеми! – грязный-грязный верблюд! – я не раз использовала эту яркую характеристику.

А Тариэл увлеченно продолжал урок.

- Я тебя сейчас научу очень редкому и изысканному приветствию. Вот ты завтра придешь на работу – и все ахнут просто. Давай, запоминай: «Дзвирфасо чатлахебо, джер цоцхлеби харт?»

- И все? – спрашиваю.

- На первый раз хватит, - авторитетно говорит учитель.

- Но я запишу?

- Конечно, запиши!

Я записываю на салфетке, планируя уточнить у мужа. И забываю! Утром еду на работу в свою многотиражку и в сумочке нахожу записку. Ехать долго, выучу. Дзвирфасо чатлахебо! В втором слове мне слышится что-то сильное, мужественное, что-то на тему чохи… Учитель плохому не научит!

Я вхожу в нашу редакцию. Все в сборе. Комната залита солнцем. Царит мир. Ничто не предвещает. За дверью я еще раз справилась с бумажкой и сейчас бодро и радостно провозглашаю. На хорошем, грамотном и безупречном грузинском языке. На языке Шота Руставели и Тициана Табидзе.

Я говорю им примерно следующее:

- Ну что, мои дорогие потаскухи, вы все еще тут живы?!»

Занавес.

История вторая. Участники те же. День рождения незабвенной Мананы, сентябрь. Я уже бывалая жительница Грузии, трудоустроенная, с коммуникациями. Языком владею на диво, как говорят мне некоторые. И я борзею в безнаказанности.  Сидим у Мананы в Сабуртало. Застолье пестрое и веселое. Мананины родственники, друзья и редакция наша в полном составе. Щас Галко тост говорить будет! И все смотрят поощрительно – ну-ка, что нам скажет эта русская. Моя редакция несколько напружинивается. Тост в честь Мананиной мамы – Мери. Я, конечно, встаю. Аккуратно держу хрустальный стаканчик. Стол притихает, на меня смотрит. Волнительно. Надо красиво так сказать, Мери хорошая, я ее уважаю, а вот сейчас даже и люблю. И я говорю, так по-доброму, так проникновенно. По-грузински, конечно же:

- Манана, да твою ж мать! – Душевно пошло. Все замолчали, уставились на меня. Я продолжаю: - Твою мать, Манана! – Народ начинает падать в тарелки. – Твою мать я хочу поздравить и пожелать ей…

Речь оратора утонула в овациях. Тостуемая не может пить до дна, у нее смеховая истерика. Тут надо рассказать о зловредных кознях великого и могучего грузинского языка. Точнее, прихотливого и ироничного, заботливо расставляющего силки для новых пользователей, - чтобы старые пользователи могли веселиться до слез. В русском, что «мать твою» что «твою мать», - можешь использовать и в общегражданском смысле и чтоб ругнуться. А в грузинском эти два слова – «дэда» (мать) и «шени» (твой/твоя) должны знать свое строгое место. Если, например, ты хочешь спросить, дома ли твоя мать, - используешь «мать» на первом месте, а «твоя» - на втором. Словосочетание будет «мать твоя» - «дэда шени», и отнюдь не наоборот. И так всегда! А если наоборот, получится то, что я позволила себе посреди мирного гостевания.

С прекрасной Мери у меня состоялся еще один инцидент, задолго до этого застолья. Манана часто разговаривала по телефону со своей мамой. Сидя в редакции, я то и дело слышала, как она воркует по-грузински: «Как ты, чемо (то есть – «моя») Курдгело? Что ты делаешь, моя дорогая Курдгело?» Однажды Мери позвонила в момент, когда Мананы не было. Я взяла трубку и наилюбезнейшим тоном (гордясь и любуясь своим грузинским) сказала прекрасную и совершенно грамотную речь:

- Ах, это вы, госпожа Курдгело? Очень приятно слышать вас! К сожалению, Манана вышла. Что-нибудь передать, уважаемая Курдгело?

Да, все фразы на этот раз были правильными, слова расставлены по порядку. Комар носу не подточит! Лишь одна мелочь: «курдгели», по-грузински, – ЗАЯЦ. Грызун, елки-палки, презренный кролик, дери его лиса, - а вовсе не имя!!! Калбатони Зайчик ужасно веселилась.

Эх, жалко, что не записывала я свои младенческие грузинские шалости. Но вот эту навсегда запомнили все участники. Лариска и ее бойфренд Гурам. Накануне вечером сидели у нас небольшой компанией, болтали, курили, смеялись. Только Гурам сидел квелый и вялый. Что такое? Живот, говорит, болит, - наверное, что-то неправильное съел или выпил. Так они и ушли – Лариска встревоженная, Гурам кривой от боли.

Тут надо пояснить еще два грузинских слова. Точнее, пардон, одно. Живот – по-грузински, «муцели». Ну, муцели и муцели. Но если заменить всего только одну букву… Черт! Если заменить эту дурацкую Ц на не менее дурацкую Т… Ой, мамо. Это уже совсем и не живот получается, а что-то совершенно непотребное. Причем из глубоко женской анатомии. И очень грубое. Приличные леди, изучающие язык, такое не говорят! И вот следующим утром я бодро выхожу на балкон с чашечкой кофе, вижу мирно пьющего свою чашечку Гурама… И заботливо интересуюсь. Конечно же, этот милый диалог идет по-грузински. Но буква затесалась неправильная.

- Гурам! Ну как твое ЭТО сегодня? Не болит?

Он ужасно давится кофе и хрипит:

- У меня ЭТОГО нет!

Я гну свою линию, не вдаваясь в реакцию (подумаешь, поперхнулся человек):

- Как так нет? Ты же вчера сам говорил, что ОНО у тебя болит?!

Самые плохие собеседники для моего грузинского – городская интеллигенция. Тбилисцы – очень плохой тренажер. Они небрежно переходят на русский, нимало не оценив мои старания. Меня это выводит из себя. Я же мнительная! Будто ткнули носом и сказали: тут твое место, понадобишься – позовем! Страдаю. Конечно, я все это придумываю, все эти диверсии. Иногда даже убеждаюсь, что человек перешел на русский вовсе не для меня, а для себя! – ибо отнюдь не все стремились говорить по-грузински. Лучше всего мне удается коммуникация с детьми и сельскими стариками. Они никогда не смеются надо мной, не говорят «не мучайся» и не смотрят как на убогую. И еще на базаре, да! Вот хорошее место. Некоторых раздражают  расспросы – кто ты такая, откуда, кто твой муж, а дети есть? Раздражаются – мол, чего вы лезете в мою приватность? А я – нет! Довольно противная по жизни – о, мне палец в рот не клади, - тут я остаюсь совершенно безмятежной. Где-то в системе восприятия у меня заложена формочка для таких вопросов, и их простодушие укладывается туда легко и непринужденно.  Первый год я чуть не часами околачивалась на базаре. Отвечала, расспрашивала, вокруг меня сбивалась группка работников прилавка. Говорили: «Сколько-сколько ты живешь в Грузии? Три месяца? Ууу, магари хар! (типа, ох и сильна ты, мать!)» Потом продавец брал мои пакетики, как у родной, складывал в один большой, напутствовал, желал счастья. Мне казалось, еще чуть-чуть – и он поправит мне воротник или шарфик.

Я смелая! Моя филологическая дерзость нередко переходит в наглость. Я отважно использую самые головокружительные слововсочетания. С воодушевлением пою грузинские песни. И даже пишу стихи, да-с! А разве это не стих?

მე სუფთა ვარ

აბანოდან მოვდივარ

Даю подстрочный перевод – скорей кладите на музыку:

Я – такая чистая,

Я иду из бани…

…Выучила ли я грузинский? Так хочется подбочениться и сказать: о, да.

О, нет! Так стыдно признаться в этом. Все эти годы я провела, спотыкаясь и заикаясь, прикрывая срамные вставки русских слов. Я, собака такая, не села за парту и не призвала учителя. Все только собиралась. Но всегда была занята чем-то более важным. И все время ждала, пока он у меня сам выучится. Моя подруга Роза не устает пенять, что не смотрю телевизор. Если б смотрела, он бы и выучился как-нибудь… Плюс Авлабар. Я прожила эти годы в центре тбилисского русскоязычия. …Оправдывайся-оправдывайся! – ехидно говорит мне второе Я. – Причины всегда найдутся. Не выучила ты язык, так и запишем: не-вы-у-чи-ла.

НО! Есть одно обстоятельство: я имею наглость на нем говорить.

…Однако чуть не упустила! Была-была у меня попытка его выучить – системно, по-настоящему, через падежи и спряжения. Была прекрасная молодая и немножко беременная учительница Русико – смешливая и умненькая. Мы пригласили ее в редакцию «Зари Востока» - там было нас много таких не- или мало-грузиноязычных, вроде меня. Русико была нанята специально и энтузиачески занималась с нами недели две или три, и она научила меня с чувством читать наизусть прекрасное стихотворение Галактиона Табидзе «Кари крис» («Ветер дует»), и я читала его друзьям в теплых компаниях при подпитии, и они любили меня за это, и я любила их за то, что они любили меня… Но учебу пришлось прекратить. Ибо у нас тут начались войны.

…А стихи эти люблю и до сих пор и помню наизусть – и вот как поет их наш Нияз Диасамидзе (и даже переводит на французский):

Жить без языка тяжело и неэффективно. Это как быть глуховатым и гугнивым. Или как бегать в мешке в то время, как все вокруг – свободными ногами. Дамоклов меч висел и над моей маленькой дочкой. Меня до сих пор пронзает эта картина: моя Диана и дочка Додо – Нино. Однажды я вошла на минутку в комнату, где они играли. Меня потрясло молчание. Вероятно, они что-то не поделили и боролись за это, не проронив ни слова. Это была совершенно молчаливая детская возня. Прямо символ непонимания. Одна не знала грузинского, другая русского. Я потрясенно замерла, только сейчас до конца поняв, в какую историю влипла.

(продолжение следует)

Гала Петри

© Friend in Georgia


Другие главы