Алексей Гусев
Грузинский гипноз
Вернувшись после первого проекта, я столкнулся с удивительным феноменом: стоило кому-нибудь узнать, что я был в Грузии, сразу начинались вопросы – расскажи, мол. Я едва успевал сказать пару слов, как замечал, что человек уже меня не слушал, погружаясь, казалось, в какие-то свои представления, свои мечты. Мои истории толком и не были нужны – достаточно было последовательно перечислить хачапури, песни-танцы, вино, горы, чтобы у человека включилась программа «моя Грузия», даже если он в Грузии никогда не был. В какой-то момент, утомившись от прелюдий, которыми всё и ограничивалось (продолжать уже не было смысла), я начал записывать и публиковать свои истории, так у них был хоть небольшой шанс оказаться услышанными.
Поначалу я относился к этому как к само собой разумеющемуся – ну а вздумай мне кто рассказать о Грузии до моего первого визита, неужто я не отреагировал бы точно так же? Однако что-то заставило меня вернуться к этому явлению и посмотреть на него под другим углом. Давайте по-честному: сколько существует таких стран или городов, чтобы одно упоминание о них заставило человека, никогда там не бывавшего, мечтательно прикрыть глаза и завздыхать? Париж? Рио? Амстердам? Америка? Венеция? Норвегия? Монте-Карло? Что ещё? И Грузия. В этом самом ряду.
Но почему? Понятно, что виной этому сознательный или подсознательный маркетинг. Люди, начавшие трудиться на почве маркетинга раньше, чем маркетологи (я имею в виду писателей и художников), по понятным причинам обращали внимание на города и природу, уделяя им особое место в своих произведениях. Отсюда вот это вот «увидеть Париж и умереть», «всё, что было в Вегасе, останется в Вегасе» и «в бананово-лимонном Сингапуре». К тому же, для советских людей дальние города и страны обладали особой ценностью ввиду их недоступности. Действительно, увидев Париж, можно было и умереть от осознания самой возможности его наконец увидеть. Но Грузия – почему Грузия?
В советское время Грузия была «своей» - и в смысле физической достижимости, и в общекультурном контексте. Не было человека, который не знал бы «Мимино», «Сулико» и «Вазисубани». Грузия была куда ближе и роднее, чем Баден-Баден или Вальпараисо (что должно было сказаться на её привлекательности не в лучшую сторону, ведь запретный плод слаще), но выглядела не менее ярко. Грузия уже тогда была брендом.
С того времени выросло аж два поколения, либо заставших советские реалии в несознательном возрасте, либо не заставших их вовсе, и Грузия стала такой же «заграницей», как и всё остальное. С точки зрения новостного потока Грузия для России оказалась «на задворках цивилизации», и это должно было сплавить её с другими странами, о которых мы знаем мало, поставить с ними в один ряд, лишив в глазах россиянина яркой аутентичности. Ан нет, не сплавило и не лишило. Постсоветские люди, хоть и задают много вопросов, но точно так же готовы пуститься в виртуальное путешествие, мечтательно прикрыв глаза. Они тоже хотят в Грузию.
Грузия продолжает оставаться сильным брендом. Поразительно? Более чем.

И что в ней такого?
Действительно, что в Грузии такого откровенно завораживающего, что побывав однажды, хочешь непременно ещё, а ещё не побывав, уже хочешь? На этот вопрос есть несколько ответов, и каждый имеет право на существование, равно как и на оспаривание. У меня есть ряд версий, которые – даже если они покажутся надуманными и спорными – подтверждают как минимум вынесенное в заголовок: Грузия в представлении не нуждается. Это бренд.
Да, здесь сошлось воедино несколько важных факторов – и природа, и кухня, и вино, и дух, и песни с танцами, и гостеприимство, и атмосфера. И самое главное – люди. И ко всему можно с уверенностью добавить определение «характерный». Даже удивительно, как народ, оказавшийся в окружении других со схожими укладом, ценностями и стремлениями, сумел построить настолько самобытный мир. Что особенно интересно, здесь каждый найдёт для себя что-то интересное. Как-то Джони, работающий гидом по всей Грузии, встретив меня в Кутаиси и угостив своим вином (наливал из пластиковой бутылки – в пути со стеклом опасно), делился: «К нам арабы поехали. Но зачем? Что им здесь нужно? Мясо не едят, вино не пьют. Это же не наши люди! Я возил недавно группу в винодельню. Мужчины хотя бы заинтересовались технологией, а женщины – увидели во дворе цветущее дерево и целый час его так и эдак фотографировали!»
Впрочем, у гостей из других стран к Грузии нет того трепета, с которым сюда приезжают русские люди. Допускаю, что это в равной степени справедливо для украинцев, белорусов и русскоязычных жителей других бывших советских республик, однако речь о россиянах. Для нас Грузия – бренд особенный. И чтобы понять, почему, надо покопаться не в Грузии, а в себе.
Мой личный опыт – всего лишь крохотный фрагмент общекультурного варева, в котором формировался человек моего поколения. И хоть я жил в Москве, в моём ближайшем окружении не было людей, связанных с грузинской культурой, и в Грузии я впервые побывал в очень зрелом возрасте, тем не менее, моё детство носило отчётливый грузинский оттенок. В нём присутствовали: Котэ Махарадзе, Буба Кикабидзе, Софико Чиаурели, титанический монумент Церетели на Тишинской площади, «Боржоми» как самая лучшая минералка, которую вливали в горячее молоко при простуде, чтение мамой вслух «Я, бабушка, Илико и Илларион», анекдоты про грузин, грузинские короткометражки, пародирование грузинского акцента (для детского пытливого ума изображать грузина было едва ли интереснее, чем изображать пьяного, а других характерных ролей особо и не было), неизбежное «Асса!», воспринимаемое исключительно как грузинский колорит, и даже случайно попавший к нам на стол соус ткемали, на тот момент показавшийся мне чудовищным. Всё это говорило за Грузию как за неповторимое место, ведь каждый элемент в списке нёс в себе богатый культурный заряд. Я бы даже сказал, бомбу. Бомбу, успешно сделавшую из Грузии практически страну обетованную, которую впоследствии не испортили даже неизбежные трения с выходцами из Грузии, ну да что об этом говорить.
Если отстраниться от личного опыта и посмотреть на масштаб страны, можно легко увидеть ряд вещей, естественным образом создавших образ Грузии для России. Начиная со школы, в которой Пушкин и Лермонтов (наше всё), а в какой-то момент – Егоров и Кантария. Через весь советский общекультурный пласт, в котором очень многое было заимствовано из Грузии – возможно, Джугашвили постарался (та самая «Книга о вкусной и здоровой пище» выглядела откровенно грузинской!). И заканчивая тем, что из всех акцентов других республик русский человек мог легко спародировать только три – грузинский и с меньшим успехом эстонский и обобщённый среднеазиатский. В остальных терялся. Ну и добавим к этому извечную русскую тоску по горячей крови, ломящимся от кушаний столам, красивым легендам, безграничному гостеприимству и бытовой джигитовке.
Что же касается постсоветских поколений, «их» Грузия – уже несколько иной рай. В нём точно так же присутствуют хачапури и саперави, но главное – это уникальное чувство свободы и самовыражения, не свойственное даже Европе. Приезжайте в Тбилиси, выйдите на тот же Руставели и вдыхайте полной грудью.

Снимая покровы
Однако все эти доводы – красивая обёртка. Атрибуты бренда, роль которых именно в том, чтобы на них велись новые и новые адепты. Если посмотреть на ценности бренда, то Грузия так мила русским даже не тем, что нас роднит. Она даёт нам то, чего нам отчаянно не хватает.
Тема сомнительная и рискованная, но тем не менее. Так уж вышло, что в Советском Союзе каждая республика имела своё лицо, и сохранению национального самосознания внимание в той или иной степени уделялось. Поэтому были «Советская Украина», «Советская Латвия» и «Советский Узбекистан». Была «Советская Грузия». А «Советская Россия» как условная «мать народов» была просто советской. То есть, советский грузин был грузином, хоть и советским, а советский русский был советским – и русская национальная самоидентификация сама собой сменилась на «советскую», которая с развалом СССР не оставила от себя камня на камне.
Все нынешние пропагандистские успехи российских властей имеют в своей основе именно этот факт – дефицит русской национальной самоидентификации. В её отсутствие любой идеологический суррогат, апеллирующий к чувству национальной значимости, обречён на популярность, даже если работает не на благо нации, а во вред.
Однако вернёмся к Грузии. Поездка сюда неизбежно насыщена впечатлениями, способными удивить даже махровых скептиков. Но помимо них человек, приехавший из России, видит и мусор на улицах, и бардак в организации жизни, и общую неустроенность, и бедность. Он подсознательно понимает, что застолья с вином, песнями и танцами происходят не каждый день. Он отмечает, что далеко не все грузины улыбаются. И не всегда. И где-то внутри он осознаёт, что туризм и эмиграция – разные вещи.
Но он готов возвращаться в Грузию снова и снова, чтобы ощутить себя в стране, которая чувствует себя страной, народом и культурой. Чтобы побыть среди людей, сохранивших умение радоваться жизни и привечать гостей, несмотря на бедность – местами беспросветную. Чтобы послушать, как люди с радостью, а то и со слезами поют народные песни.
Чтобы посмотреть, как это – когда не видишь в соотечественнике врага только по причине его взглядов, когда народная культура не ассоциируется с дурновкусием, когда можно открыть двери своего дома даже для незнакомых людей и когда поговорить о вечном не менее важно, чем о сиюминутном. Иными словами – посмотреть на народ, которому национальная самоидентификация придаёт силы жить. Не говоря уже о том, что она – вот эта самая грузинская самоидентификация – чрезвычайно привлекательна эстетически.
И в этом желании приобщиться к культуре другого народа есть для русского человека определённая горькая зависть. Такая, признать которую равносильно признанию своей ущербности, недостаточности, несостоятельности. Поэтому никакой русский в открытую эту зависть не признает, а может и морду набить. Но факт остаётся фактом – в грузинской культуре есть то, чего русскому не хватает. Любви к себе.

Обещания бренда
Бренд «Грузия» не скупится на обещания, и не все из них выполняются. Любой из регулярно приезжающих сталкивался с ситуациями дурного сервиса, транспортными проблемами, внезапными счетами ни за что, конфликтами и т.д. Даже вино бывает плохим (редко).
Однако есть одно «но», которое заставляет возвращаться в Грузию – это возможность получить гораздо больше, чем было обещано.
Вы слышали, что в Грузии красиво? Вы приезжаете в Тбилиси, ещё только предвкушая поездку в Боржоми или Вардзию, но уже видите на улице огромное число людей с красивыми аристократическими чертами лица.
Вы что-то знаете о грузинских винах? Стоит вам переступить порог любого винного магазина, как вы внезапно узнаёте, что не ведали о грузинских винах ровным счётом ничего, и на постижение этого мира нужно минимум полжизни.
Вы слышали о грузинском гостеприимстве? Вы не успели даже постучаться в первые гости, но уже на пути из аэропорта кто-то готов оплатить ваш проезд в автобусе, потому что с купюрой в 20 лари билет не купишь.
Это происходит сплошь и рядом. Если вы открыты, Грузия подарит вам больше, чем обещала. Взяв взамен кусочек вашего сердца – с вашего полного согласия. Есть в этом что-то важное – прежде всего для вас самих.

Миссия
Если суммировать всё вышесказанное, в миссии бренда «Грузия» для России есть особенная составляющая. Мне удалось обозначить её нечаянно, в досужем разговоре.
Как-то мой чудесный приятель Ваня, большой любитель выпить и почудить, узнав, что я в очередной раз еду в Грузию, сказал: «Вот приезжаешь в Европу, там всё чисто и для людей, но ты всё равно словно в незваные гости едешь. А в Грузию приехал – и ты дома».
Не так. Совсем не так. В Грузию приезжаешь, чтобы увидеть, как могло бы быть дома. И это во мне говорит не столько любовь к Грузии, сколько любовь к России.

Алексей Гусев

снимки Галы Петри